– Мария Константиновна, расскажите о своем детстве, юности.

– Родилась я в поле под бабкой (смеется). Бабка – это составленные определенным образом снопы льна. Случилось это в 1932 году в Волдайском районе Новгородской области, в деревне Дерганиха. Свое название деревня получила из-за двух помещиков, которые все никак не могли ее поделить, все отнимали друг у друга. У мамы с папой нас было девять детей, я – самая младшая. Мама работала в колхозе. Отец работал рыбаком на озере Еглино, на берегу которого стояла наша деревня. Он умер, когда я еще в люльке качалась.

Так мы и росли в деревне, пока не началась война. Мне было девять. Четыре моих брата ушли на фронт, двое, остались в тылу. Одна сестра тогда училась в Ленинграде и провела в нем всю блокаду, вторая работала в тылу. Нас же совершенно не воспринимали как детей, мы уже считались взрослыми. Копали траншеи в двух километрах от нашей деревни. Помню, как над нами часто пролетали самолеты и скидывали бумажки. С одной стороны, по-немецки, с другой по-русски было написано: «Девочки-беляночки, не капайте ямочки, пойдут наши таночки, зароют ваши ямочки». Это я на всю жизнь запомнила. 

Возвращаемся мы как-то вечером домой, смотрим, а над лесом зарево – соседние деревни горят. Председатель сельсовета пришел к матери и говорит: «Татьяна Ильинична, вам срочно надо эвакуироваться». Мама не хотела, плакала. А он ей: «Вы поймите, как только немец зайдет и узнает, что все ваши на фронте, то уничтожит всю семью здесь». В общем, написали нам какие-то документы, посадили на коней и увезли в соседскую деревню, где находилась железнодорожная станция. А там кошмар какой-то творился, неразбериха, народу много, все из разных деревень, даже из Ленинграда были люди. В итоге посадили нас в товарные вагоны, и мы поехали. Мама, я, брат Николай, он на три года меня старше и Егор, которому вот-вот должно было восемнадцать исполниться.

Ни еду, ни теплые вещи, ничего с собой взять не успели. Благо на остановках нас кормили. Заранее о них предупреждали и тогда взрослые быстро выбегали на перронах, чтобы в котелках принести суп и кусок хлеба. Спали на полках, без одеял и подушек. Ночью все мерзли, конечно, и порой приходилось «воевать» за теплую одежду. Вместо печки посреди вагона стояла бочка с бензином – как могли грелись. Холодно было жутко, это была зима 1941-го.

Один раз в дороге нас бомбили. Сначала было тихо, а потом вдруг начался страшный грохот, визг, все вокруг трещит. Все люди из поезда выскочили и в панике кинулись в лес. Помню только, как мать успела нас схватить, и все время кричала «Дети, только не разбегайтесь, пусть убьют, но вместе». Потом налетели наши самолеты и разогнали немцев. Когда «Ястребки» исчезли за горизонтом, и мы стали подниматься на холм к поезду, детям начали закрывать глаза. Но я все равно увидела и то, что я увидела, уже никогда не забуду. На земле лежал солдат, хрипит, рук нет, ног нет, кровища вокруг. От всего состава осталось три вагона, фашисты разбомбили целый военный эшелон. Больше налетов не было.  Ехали мы долго, потому, что днем поезд стоял, замаскированный ветками и передвигался только ночью.

Примерно на десятый день, когда въезжали в туннель с надписью «прощай Россия, да здравствует Сибирь», все в вагоне начали рыдать и кричать. Мы ведь даже не знали, куда нас везли. В итоге выяснилось, что начальство перепутало вагоны, ведь на тот момент с детьми в Сибирь не эвакуировали. 

И вот доезжаем мы до места, слезаем с поезда, а кругом лес, только кони стоят и мороз трещит. Встречающие, завернули нас, детей, в длинные шубы - дохи, взрослым же дали тулупы. Посадили всех на сани и везли еще километров восемьдесят. Привезли нас в большой дом, с печкой посередине. Обогрели, накормили, в общем, встретили очень хорошо. Потом отвели нас в какой-то барак, а там люди, все грязные, чешутся. Мы ничего не понимаем, куда попали, что происходит. Написали начальству, через три дня приехало к нам руководство и ужаснулось. Как выяснилось позже, дали нам неверный адрес и по ошибке поселили в барак, где содержались заключенные, видимо снова что-то перепутали. Выдали нам новые адреса, по которым все и разъехались. Так мы стали жить в Сибири, в Красноярском крае, Рыбинском районе, в селе Солянка.

Мама устроилась на работу в столовую, поваром. Правда, как только мы поселились, брата Егора сразу забрали в армию, ему как раз восемнадцать исполнилось. А буквально через несколько дней пришла телеграмма, что он с ранением в госпитале лежит, в городе Камске. После того, как он выздоровел, врачи попросили его остаться – сдавать кровь для раненых солдат, у него оказалась редкая группа крови. Так до конца войны он был донором и часто писал нам письма.

Время шло, мы потихоньку с Николаем росли, во всем помогали, работали. В то время наша мать с остальными женщинами в деревне снимали парник, чтобы выращивать огурцы, помидоры и другие овощи. Но домой продукты забирать было нельзя, такие правила. Поэтому она просто брала нас собой, где мы объедались «до отвала».

Помню, как ехали в грузовике в тот парник, а местные женщины всю дорогу пели песни о Сибири: «Веет свежестью ночь сибирская, собрались друзья у костра. Ты навеки нам стала близкою, величавая Ангара». Так мы и жили, а потом, когда узнали, что война закончилась.…  Ой, что там было, это было что-то непередаваемое, крики, слезы, радость. 

Директор совхоза подошел тогда к моей матери и говорит: «Татьяна Ильинична, останьтесь, вы уже умеете все делать». Но она отказалась, на родину тянуло. Весь народ тогда по домам разъехался, всем выдали бесплатно билеты на поезд на обратную дорогу.

Вернулись мы в Дерганиху, смотрим на наш домик, и понимаем, что жить то в нем невозможно. Сено колхозное там стоит, овечки, коровы во дворе, все бревна в доме сгнили. Во время войны русские солдаты использовали его под хозяйственные нужды и не предполагали, что хозяева вернуться. Жить в итоге нам было негде. Тогда, мой брат, Константин, он офицером был, написал письмо лично Сталину. 

Буквально через несколько дней, понаехали, одна за другой, разные комиссии. Сначала наша, из сельсовета, потом из области, потом с района. Вдруг привозят к нам две телеги, на одной картошка, на другой мука. Еще овечку дали, три курочки и теленка на привязи ведут, худого, он бедный шатается с голоду. Все от государства. Теленка мы потом все-таки откормили. В итоге сено убрал колхоз, в доме мы прибрались и стали жить. И началась наша трудовая жизнь.  

Трое моих братьев и две сестры вернулись с войны раненые, но все же живые. А четвертый брат, самый старший, Сережа, пропал без вести.

Потом они все женились и разъехались по деревням. Сестры вышли замуж и уехали в Ленинград. А я с матерью и Колей в деревне осталась. Трудиться много приходилось. Пахали, сеяли, камни с полей выкорчевывали и на телеге вывозили. Вот коровушку подоишь, она жвачку пожует, ее бедненькую запряжешь и едешь работать.

– Мария Константиновна, как Вы замуж то вышли? Как в Шлиссельбург попали?

– Это вообще отдельная история (смеется). У нас, в то время как было принято, девчонок воровали часто. А спустя неделю – две, когда их обратно возвращали, приходилось им бедным выходить замуж за своих похитителей. Поскольку законы у нас суровые были, запятнать свою честь и честь семьи, пусть даже слухами, было нельзя. Вот рядом со мной всегда находились братья, которые и встречали, и провожали на работу. Все боялись, что украдут. Мне тогда лет шестнадцать было, женихов то много вокруг.

Произошла со мной однажды такая история. В соседней деревне жил парень, которому уж больно я нравилась. Он хоть и красивый был и работяга, но вот не лежала у меня к нему душа. Тут случился у нас большой праздник, с песнями, плясками. И приехал из города паренек, которому я сразу приглянулась. Вот возвращаемся мы гурьбой домой с этих танцев, а городской рядом идет, рассказывает что-то. Тут окружили нас со всех сторон местные ребята, и среди них тот, из соседней деревни. Как это так, приехал какой-то «пижон», а вдруг он меня в город увезет. И тут началась потасовка, из-за которой этого парнишку, приезжего, ударили ножом. Он выжил, но был суд. Оказывается, любил меня тот деревенский мальчик, но не ответила я ему взаимностью, вот и взревновал.

И вот брату Коле надоело все это и говорит он мне как-то «Слушай, сестра, выходи замуж, устал я тебя встречать».

А тут очередной праздник, песни, пляски. Приехал к нам паренек из соседней деревни. Родители у него там жили, а сам он в Петрокрепости кочегаром на судне работал. Только мы не знали об этом. В общем, понравилась я ему. А местные ребята тут как тут, мол, опять бить собираются. Он им и говорит: «Вы что, я же ваш, местный! Как хотите, но я ее здесь не оставлю, все равно увезу». В общем, уболтал их, поладил. А я-то против была, не нравился он мне тогда.

Иван старший брат, Николаю еще сказал тогда – «Или туда ее упрут или туда». Взял Николай гармошку под мышку и говорит – «Пошли сестра домой, благо идти всего с километр». Только пришли домой и тут стук в дверь – «Кто там?» – «Сваха!» Выглядываем в окно – а во дворе три подвода коней стоят. Сваты приехали. А я, с плясок уставшая пришла, на печку залезла, занавеской закрылась и мечтала лишь о том, чтобы все они побыстрее уехали. Николай подошел ко мне тогда и прошептал на ушко – «Так ты скажи, что выйдешь за него, они и уйдут». Я и сказала. Вот только мы с ним не понимали, насколько все серьезно было. И только я это сказала, как все три обоза людей ввалились радостные к нам в дом. Яствами стол накрыли, и начался новый праздник. Мама, правда, все не хотела меня отпускать, уж больно я была полезна в хозяйстве. Так я нечаянно вышла в первый раз замуж. В деревне свадьбу и сыграли. 

В декабре 1954 года приехала сюда с мужем на брандвахту. Шлиссельбург ведь речной город был, и въезжать сюда можно было только по пропускам, но меня тут уже ждали. Устроилась я работать в тех участок, сначала матросом, потом поваром. Муж помощником механика тогда уже был и шел на повышение. Через год родилась у нас дочь Тамара. Так и жили.

Однажды, когда ей лет 12 было, уговорили ее наши ребята прокатиться до озера, я тогда еще почуяла, не к добру. Меня много раз звали работать на озеро, но я все время отказывалась, опасно там очень. И вот приезжаю я к ним за Тамарой, а там команда в 45 человек, хотят, чтобы поваром работать у них осталась. Что делать?! Пришлось согласиться. Работать в Карелии было очень тяжело. За продуктами, которые и не достать толком было, ездили на катере, а волны там страшные. Муж на тот момент уже умер. Еще во время войны, он сорвался с электрического столба, когда провода тянул. В результате получил травму головы, перенес операцию, полгода лежал в больнице. Так я всю жизнь и проработала на Невско-Ладожском заводе водного транспорта, то поваром, то снабженцем, то лебедчицей. Я ведь даже участвовала в строительстве Волго-Балта. За всю жизнь получила много грамот.

Со вторым мужем Аркадием познакомились на работе. Он капитаном был на теплоходе. В 1970 году у нас родился сын Виталий, и я вышла на берег. Спустя четыре года из-за несчастного случая на судне, получил травму головы, начал терять сознание часто, операцию делали. Горисполком хотел дать мне квартиру за почетный труд, но, к сожалению, мужу по состоянию здоровья надо было жить только в деревянном доме, пришлось отказаться. Так и живу до сих пор, дровяное отопление, привозной газ. А продуктов тогда не достать было и мне пришлось завести скот. Была у меня корова, телята, овечки, куры, поросята, кролики. Молоко продавала всему городу. Одна вела все хозяйство, муж то на инвалидности был, а еще детей поднимать. Спала, помню, по 2 часа в сутки. Аркадий в итоге прожил до 77 лет. Когда он умер, тяжело мне было. Даже операцию на сердце делали.

На пенсию ушла в 1983 году. Я счастливый человек, у меня двое детей, пять внуков, семь правнуков.  Сейчас огород веду, клубнику выращиваю, лук, чеснок, картошку, морковку, ягоды. Помогаю детям своим и внукам. Все зовут меня к себе жить, но я все отказываюсь. Хочу быть себе хозяйкой (смеется).

В честь праздника «День речника» хочу пожелать всем, кто связан с ним, в первую очередь здоровья, любви, побольше радостных дней. Не бойтесь физической работы – она полезна. Особенно на свежем воздухе, когда яблонями пахнет, когда с землей работаешь. Еще старые люди нам рассказывали «Земля все болезни забирает».

Подготовила Марина ГЕРМАН

Фото автора